Недержание подлости

Сергей Довлатов однажды задался непростым вопросом: «Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело.

И все же я хочу спросить – кто же написал 4 миллиона доносов?» Даже в застойные брежневские годы этот вопрос казался, скорее, риторическим: эпоха сталинского террора, ГУЛАГа, массовых депортаций казалась делом неаппетитного прошлого, хотя и стагнирующее тогдашнее «настоящее» особой радости не внушало.В сегодняшней России многие черты мрачнейшего тоталитарного наследия возродились – пусть в слегка мутировавшем контексте и не в полном масштабе.

В том числе грянул и ренессанс массового стукачества. Добрый и эмпатийный Довлатов, задавшись логичным вопросом: «Означает ли это, что русские – нация доносчиков и стукачей?», тут же категорично отвечает: «Ни в коем случае!», сваливая 4 миллиона не на конгениальность народа и сталинизма, а на что-то вроде неудачного стечения обстоятельств, типа жизнь была такая, «располагающая ко злу»… Я не собираюсь делать окончательные выводы, а просто представлю краткую историю болезни отечественного доносительства за последний век.Итак, что же побуждало людей сочинить «4 миллиона доносов»? (Подозреваю, кстати, что их было намного больше, даже не учитывая постсталинскую практику.) Ведь всем, наверное, в детстве внушали, что ябедничать гнусно, что врать нехорошо, что предавать друзей подло, а значит, какой-то моральный барьер доносчикам надо было преодолевать.